– Гомосексуалисты и прочие демократы набросятся… Ведь демократия – последнее убежище подлеца! Демократия – спасение для педофилов, гомосексуалистов, зоофилов, мазохистов, копрофагов и прочих нетрадиционных натур. Нас же раздавят, эта партия нестандартной сексуальной ориентации больно велика…

Забайкалец произнес строго и высокомерно, как обращался бы барон к подданным:

– Надо держаться! Демократы, как вы очень верно сказали, это партия нестандартной сексуальной ориентации, но это пока что не большинство населения России!.. Демократы – это протоплазма, и лозунг у них: «Назад к протоплазме!»

– Демократы, – сказал Каганов и вздохнул, – это люди толпы. Это огородники, йоги…

Убийло оторвал взгляд от бумаг, удивился вслух:

– Почему йоги?

– Потому что плюй на все и береги здоровье. А еще это партия «Хлеба и зрелищ», к сожалению. Партия людей с простыми и даже очень простыми запросами.

Павлов вставил ехидно:

– Игорь Самойлович, а ведь и вы были совсем недавно убежденным демократом!

Каганов вздохнул:

– Да я им и остаюсь… во многом. Но когда есть возможность хоть в чем-то стать выше демократа, то как я могу не воспользоваться? Это же иметь крылья, а всю жизнь ползать!.. Я демократ, но мне не нравится, что демократия – последнее убежище извращенцев… Я предпочел бы, чтобы извращенцы шли в фашисты! Так нет же, среди фашистов их нет, зато все-все перверсники – демократы. Это-то и противно. Потому я и говорю, если они остаются там, то я из демократии выхожу! Вот так.

Шандырин сказал злорадно:

– Господину президенту не пондравится такая формулировка, не пондравится!

Каганов возразил с достоинством:

– Президенту не нужны соратники, умеющие только поддакивать. Если он говорит «нет», мы все говорим «нет». А так вообще-то мы в одном лагере, а мелкие различия не в счет.

Шандырин подумал, снова подумал, это было зрелище, наконец тяжело громыхнул:

– Да, ты прав… местами. Демократы и общечеловеки – крайняя степень содомогоморризма.

Опешивший Каганов сразу не нашелся, а Убийло, что некоторое время следил за ними с интересом, поинтересовался:

– Это что еще за термин?

– А от Содома и Гоморры, – пояснил Шандырин. – Их населяли общечеловеки, а Лот, как ни старался, не мог отыскать и десяток фашыстов, чтобы Бог пощадил эти города.

– А Бог пощадил бы?

Шандырин оскорбился:

– Ну да! Ты что, Библию не читал?.. Это такая толстая книга с картинками, их бесплатно у американского посольства раздают и еще сто долларов приплачивают, хто возьмет! Я три штуки взял. Или ты китайский на всякий случай по ночам зубришь?.. А я, скажу по секрету, ночью хожу на стрельбы с «калашом». Словом, по той книге Лот с Богом долго торговался, просил пощадить города демократов, а тот сказал, что если отыщешь среди этих извращенцев хотя бы сотню фашыстов, то пощадю. Ну, сотню Лот не нашел, начал умолять, Бог сжалился и снизил планку до пятидесяти. Лот и пятьдесят не мог отыскать, начал умолять снизить до десяти…

Убийло спросил с интересом:

– И что, снизил?

– Не помню, я ж в детстве слышал. Знаю только, что когда замочил оба города, то общечеловеки в других городах и странах надо-о-олго притихли. Правда, пока Бог спит, черти… то бишь демократы, совсем охамели! Вся Америка – сплошь Содом и Гоморра! Одного Марка Зальцберга стоит оттуда вывезти, а остальных…

Убийло сказал ехидно:

– Так он же еврей!

Шандырин подумал с крестьянской обстоятельностью, подвигал тяжелыми складками на лбу, громыхнул тяжело:

– Думаю, что это как смотреть. Если правильно, а я всегда смотрю правильно, я же рабочекрестьянин, у меня классовый инстинкт, то уже нет евреев. И даже курдов нет, хотя это и трудно представить. Есть общечеловеки и люди. Победят общечеловеки – всем нам белый пушистый зверь, победим мы – Бог поведет нас дальше в светлое будущее победившего коммунизма! А Содом и Гоморру мы сами демократам устроим, не фиг им наших детей педофилить, сволочам!

Он повернулся ко мне, я сделал ему знак продолжать, меня в дискуссии не втягивать, я посижу, мне среди народа легче мыслится, однако он не сдался, обратился ко мне с той же рабочекрестьянской обстоятельностью:

– Только диктатура, господин президент!.. Не будет диктатуры – России не выжить. Это понятно всем, так что давайте не лицемерить: все, кто говорит о политкорректности и государственном устройстве по типу, скажем, Дании или Голландии, прекрасно понимают, что Россия при таких условиях неминуемо исчезнет. Станет просто территорией, которую займут более националистические государства

Каганов спросил с подозрением:

– Это кого вы называете более националистическими?

Шандырин прогрохотал, как приближающаяся туча с грозой и громом:

– Не прикидывайтесь. Я не стану даже про Израиль, потому что в сравнении с Россией абсолютно все – националистические! Англия, Франция, Германия, Испания, Дания, Польша, прибалты, я уж не говорю о среднеазиатских или кавказских соседях! Все гораздо националистичнее. А вот русской национальности хребет перебил еще Петр Первый, когда втоптал русское в грязь и заставил униженно кланяться иноземному. Любой иноземец с его подачи во всем был выше, умнее и значительнее, чем русский, кем бы он ни оказался… Ни одна нация так не оплевывает себя, ни одна так не прогибается перед иностранцами, как русская, и после этого… вот уроды!.. еще и говорят о национализме русских! Это уж точно, держи вора.

Каганов, уже потеплев, обошлось без упоминания Израиля, блеснул эрудицией:

– Во Франции, к слову, за иностранное слово в печати или рекламе вместо французского платят бальшо-о-о-ой штраф. И на иностранные фильмы у них квота.

Я посмотрел на часы, полчаса до назначенного мной же срока, но ничем другим заняться не смогу, вздохнул, буркнул:

– Вы все-таки давайте конкретнее… Если у нас в самом деле диктатура, то чтоб завтра утром у меня на столе был новый проект. Или хотя бы черновик. Все поняли?.. Вольно.

Вышел, поборолся с искушением пойти в столовую и подкрепиться перед трудным разговором, победил, чуть было не пошел, чтобы отметить победу, но все же натянул на морду лица улыбку, с нею слова произносятся чуточку иначе, это чувствуется на другом конце провода и без подсказки аналитиков, и отправился почти твердой поступью в комнату с красным телефоном. Сейчас, когда любой тинейджер может по мобиле звонить за океан, простой телефон кажется допотопным, но к нему подключены мощнейшие компьютеры, что создают защиту от прослушивания, шифруют сообщения, так что никакой суперхакер и за тысячу лет не приблизится к разгадке кода, обеспечивают полноценное звучание, как будто собеседник в соседнем кресле.

Техник кивнул при моем приближении, встал и тихонько покинул комнату. Когда дверь с легким щелчком захлопнулась, я снял трубку:

– Алло?

– Привет, Дмитрий, – донесся голос Бушмена, он сказал по-русски, с сильным техасским акцентом, на меня пахнуло патокой, коровами и лошажьим потом, затем наложилась деловитая скороговорка переводчика. Я владею английским достаточно, чтобы вести разговоры на любую тему, но в таких случаях лучше, когда каждый на своем. И суверенитет подчеркивается, да и есть время успеть обдумать ответ поумнее: – Дмитрий, мои военные очень озабочены. Со спутников засекли вспышки в одном квадрате России. Настолько мощные, что заподозрили ядерные испытания…

Я засмеялся:

– Шутите?

– Шучу, – согласился он. – Но такая повышенная активность в военной области, вы же понимаете, вызывает тревогу. Особенно в нашем напряженном мире.

– Эта активность не выходит за пределы Рязанской области, – ответил я. – Напоминаю, что эта область – внутри России, она не граничит ни с одним государством. Это не ваши военные базы возле границ России.

Он тоже засмеялся, хороший такой уверенный смех победителя.

– Это не наши базы! Это базы НАТО. Вы уже знаете, мы теперь начали действовать без НАТО. Нам эти карлики ни к чему, управляемся. Так что же в этой Рязанщине?