Судя по тому, как правильно произносил это слово, оно уже не раз звучало на совещании экспертов, прежде чем он снял трубку.

– Внутренние дела, – ответил я лаконично.

– Дмитрий, – сказал он с укоризной, – мы же друзья? К тому же на нас нелегкая миссия по поддержанию мира во всем мире. Какие могут быть секреты? Наши ребята сообщили, что в том районе проживает народ кобызов. И район боевых действий как раз приходится на их анклав. Что-то случилось?

– Ничего особенного, – ответил я и добавил: – Такого, чтобы могло действительно встревожить страну, что находится на другой стороне планеты.

– Дмитрий, – повторил он укоризненно, но в голосе появился нажим, – давай смотреть реально. Мы на другой стороне земного шара, верно, но наши военные базы уже во всех стратегических точках земного шара. Только мы, США, поддерживаем мир и стабильность. Многим это не нравится, но наша мощь все растет. Вы это признаете? Да, мы вмешиваемся во внутренние дела других государств… и будем вмешиваться все больше. Это реальность, Дмитрий! Мы взяли на себя ответственность за всю планету, потому нам небезразлично то, что происходит в России. Хочет Россия этого или нет, но она уже включена в сферу наших интересов. Извините, но для многих моих избирателей Россия стоит на втором месте после Ирака…

Внутренности похолодели, в ушах послышался звон. Я закрыл глаза, умоляя себя выстоять, сосредоточиться, не потерять сознание. Бушмен недвусмысленно намекает, что Россия для США по-прежнему враг, а разделались с Ираком раньше лишь потому, что с Ираком полегче, но если очень понадобится, то могут высадить войска и в России, сил хватит.

– Не надорвитесь, – сказал я мрачно, в моем голосе ясно звучало признание поражения. – Всюду поспевать – пупок развяжется. А в Рязанской области всего лишь проводилась операция по изъятию оружия у бандформирований кобызов. Это если говорить очень мягко. Изъяты тысячи единиц стрелкового оружия, противотанковые ракеты и десятки стингеров…

Он прервал:

– Извините, но на оружии не написано, что оно кобызское, а не ваших людей!

– Захваченные боевики, – сказал я, – отвечают иначе. Мы можем отдать их международному суду в Гааге. Обвинения в убийстве российских граждан, угрозы и притеснение местного населения, а также незаконное хранение огнестрельного оружия. Мне, собственно, все равно, если Гаагский суд их даже отпустит, сами бандформирования мы уже ликвидировали…

Он не поверил, переспросил:

– Так быстро? А мирные жители при этом не пострадали?

– Пострадали, – ответил я, сердце сжалось, перед глазами воочию встали раздавленные гусеницами танков тела. – Но зато гнойник был удален. Полностью.

Он ужаснулся:

– Дмитрий, что вы говорите! Если поступать такими методами, то это будет… вторая Чечня!

Я ответил жестко:

– Не надейтесь. Второй Чечни не будет.

В трубке наступило молчание, затем осторожный голос:

– Дмитрий, это в самом деле вы?.. Ребята здесь уверяют, что вы, но ваш голос… вы изменились, Дмитрий.

– Ничуть, – ответил я и в самом деле подумал, что ничуть не изменился. – Это меняются обстоятельства, дорогой Джордж. Мы должны действовать соответствующим образом. Я и так слишком долго действовал проповедями, в то время как вы – проповедями и кольтом. Вернее, кольтом и уж потом проповедями. Над теми, кому удалось уцелеть. Если бы я не отдал приказ покончить с бандформированиями… а вы еще посмотрите на подземные бункеры, что они вырыли для долгой и затяжной войны!.. этот приказ дал бы кто-то другой. С генеральской фуражкой на голове. Но тогда бы и вся политика стала иной…

Он хмыкнул коротко, я понял, что этот вариант для него самый удобный – можно сразу бросить все войска в Россию, спасая там демократию. К тому, что так рано или поздно произойдет, они уже приучили не только свой народ, но и наших тупоголовых в уже выигранной войне фильмов, киносериалов, компьютерных игр, где американские войска победно входят в разоренную Россию, спасают ее от злобных заговорщиков. На этом сценаристы осторожно останавливаются, ибо показывать то, что произойдет потом, – это взорвать Россию прямо сейчас, да и весь мир осатанеет на США всерьез, ведь такая же судьба ждет всех, когда войска США окончательно вступят на их земли, «спасая демократию».

Пауза длилась, он дожимал меня этим многозначительным молчанием, и снова я сдался первым, я же не техасский ковбой, я русский интеллигент, а русский больше всего похож на идиота, я имею в виду персонаж одноименного романа Достоевского.

– У нас нет другого выхода, – сказал я торопливо. – Все другие варианты… привели бы к тому же результату. Только с большей кровью.

И снова он промолчал, я как будто на экране видел его четкую мысль: хрен бы тебе дали выбраться из этой войны с кобызами. Международные санкции, протесты, давление, усиленная помощь кобызам со стороны Востока: оружием, добровольцами, золотом – все это заставило бы Россию сражаться с предельным напряжением сил на два фронта. А России такого не выдержать, рухнула бы сама, рассыпалась бы высохшими глиняными обломками.

– Насколько там серьезно? – спросил он наконец.

– Уже нисколько, – заверил я с некоторым злорадством. – На этот раз, дорогой Джордж, мы учли промахи в Чечне и Татарстане. Поджигателям конфликтов некому будет посылать оружие. А отряды добровольцев встретят танки. Уже все решено. На этот раз мы успели.

В трубке хмыкнуло, в голосе послышалась некоторая издевка:

– В Чечне вы тоже не раз уничтожали бандформирования… полностью! Но они откуда-то рождались снова.

– Уверяю вас, – сказал я многозначительно, – на этот раз такого не случится.

– Тогда поздравляю вас, – сказал он, я чувствовал по голосу, что ничуть не поверил, а генералы его спецслужб, что тоже слушают, сейчас отдают приказы направить кобызам новые эшелоны с оружием, перевести на счета крупных террористических организаций миллиарды долларов, чтобы те немедленно перешли тайными дорогами в кобызский анклав. – Поздравляю с успешным завершением операции! Надеюсь, что мирные жители совершенно не пострадали. До свидания, господин президент!

– До свидания, – ответил я вежливо и дождался, когда он положит трубку, как позвонивший первым. В соседней комнате Карашахин вскочил при моем появлении, охнул, лицо у меня наверняка цвета пересохшей без дождя земли.

– Что он такое сказал?

– Ничего нового, – ответил я хрипло, – но намекнул, что, если мы прищемили хоть пальчик кому-то из мирных кобызов, нас распнут.

Он стиснул челюсти, я редко видел его таким, сказал сдавленно:

– У нас выбора не было.

– Да, – сказал я. – И мы эту реакцию знали наперед.

– Господин президент, – проговорил он, – но у меня плохие новости. В районе реки Волчанка мы пропустили два крупных бункера. Похоже, кобызы как-то узнали об операции, успели уйти в укрытия, сейчас ведут партизанскую войну.

– Долго не смогут, – сказал я без уверенности. – Рязанщина – это не горы. Правда, в том районе охрененно большой лес…

– Вот-вот. В войну с немцами партизаны строили такие землянки, что карательные отряды проходили поверху, ничего не замечая. Сейчас не землянки, а бетонные помещения на сотни бойцов!

– Боевиков.

– Простите, все верно – боевиков.

– Прочесать, – велел я. – Прочесать, не считаясь с потерями. Если надо, перерыть весь лес на глубину ядерного взрыва, но отыскать до того, как нахлынут телевизионщики. Иначе сразу же пойдут репортажи про героическую борьбу кобызского народа против иноземных угнетателей!

– А у нас как минимум отменят все международные выставки, фестивали, Олимпиаду, это делается в одно заседание, потом засядут за выработку мер, в чем нас прищучить еще….

– Да особо напрягаться не придется, – сказал я невесело. – Механизм отработан… Нас, и без того не богатых, постараются пустить по планете с нищенской сумой. А здесь, среди своих, взовьются соколами новодворские да ковалевские… И стрелять их нельзя.

Он вежливо поинтересовался: